Президент России Владимир Путин в ходе последнего обмена с Дональдом Трампом заявил о своей «готовности» встретиться с президентом Украины Владимиром Зеленским. На первый взгляд это выглядит как жест открытости. На деле же это знакомая тактика Кремля: демонстрировать желание диалога, сохраняя полный контроль над форматом, временем и смыслом любой будущей встречи.
Помощник Кремля Юрий Ушаков фактически подтвердил это, представив вопрос как «повышение уровня» участия России и Украины в переговорах — дипломатический код, означающий требование Москвы формировать повестку и представлять себя не агрессором, а равноправным арбитром. Привязав инициативу напрямую к Трампу, Путин подчеркнул, что дорога к Зеленскому по-прежнему проходит через Вашингтон, а не через Киев.
Трамп, в свою очередь, поспешил подтвердить, что «идут приготовления» к возможной встрече, ещё раз напомнив о своей роли самопровозглашённого посредника в крупнейшем конфликте Европы со времён Второй мировой войны. Но глубокая ирония очевидна: у Кремля никогда не было недостатка в каналах для общения с Украиной; не хватало лишь воли признать Киев равноправным и независимым партнёром.
Заявление Путина не следует принимать за прорыв. В лучшем случае это пиар-манёвр, рассчитанный на максимальную видимость вслед за последним дипломатическим спектаклем Трампа. В худшем — это очередная попытка представить войну агрессии России как спор, требующий западного посредничества, и тем самым размыть субъектность Украины.
Теперь главный вопрос — окажется ли Зеленский под давлением, чтобы согласиться на очередную «мирную инициативу для фото», которая принесёт пользу Москве больше, чем Киеву. Если судить по истории, готовность Путина встретиться связана не с окончанием войны, а с контролем её нарратива.